Собрание сочинений. Т. 5 - Страница 159


К оглавлению

159

Медведица подымает голову и пристально смотрит на девочку. В добрых, умных глазах укор: «Милый, глупый детеныш! Вся твоя булочка мне на один глоток. Ты что ж боишься, что я подавлюсь, и тебе придется бежать за ветеринаром? Не кроши хлеба, брось весь сразу… Я за то вылезу из ванны и сделаю тебе реверанс».

И представьте себе, девочка поняла. Повертела над головой хлебец и поманила зверя. Медведица лапу за лапой вытащила из ванны, перелезла через низкие края и стала растопыркой на каменные плиты. Словно живой стеклярус заструились с глянцевитой шубы на камни ручьи. Она встряхнулась, брызги веером долетели до воробьев, и воробьи веером брызнули во все стороны. Медведица встала на задние лапы, подняла кверху черные глазки: «Ну?»

Булочка полетела в черно-розовую пасть — гам — и исчезла. Вежливый реверанс — и опять белая шуба плюхнулась в свою ванну.

Ушли люди. Сидит медведица в студеной воде, ворочается и думает: «Ах, как жарко! Хоть бы снежок пошел… Самый, самый маленький!..»

А воробей-задира пролетел над самой ее головой и пискнул: «Сыта ли?»

— Как же, сыта, — вздохнула медведица. — Мне бы корзину хлеба, да две корзины трески, да бочонок жира на закуску…

— Фи, обжора! — чирикнул воробей и склюнул под самой ванной последнюю крошку. — И зачем ты такая большая уродилась, что тебе столько еды надо?!

<1925>

МАЛЕНЬКИЕ

Серьезный пятилетний человечек поймал в ведерко медузу и принес ее своей четырехлетней сестре.

— Где у нее носик? — спросила девочка.

— Нету носика. У нее только насквозь видный живот и красные жилочки.

— Для чего жилочки?

— Чтобы живот как-нибудь держался.

— А пупик где?

— Пупик по дороге оборвался.

— Что же она кушает?

— Рыбий жир… Соленую воду… Она потому и такая, что у нее прозрачная пища.

— Слушай, пожалуйста! А как же мы пьем рыбий жир покупаемся?

— Глупости! У нее есть кожа… И мы едим и бананы, и цветную капусту, и котлетки.

— Она очень сердитая?

— А если тебя поймать в ведерко, — ты будешь добрая?

— Я же не влезу… Странный мальчик… Очень она кричала?

— Дрожала от злости!

— А что она делает в море?

— Шлепается об купальный столб и разбивается на маленькие кусочки.

— Ну, хорошо. Брось ее назад в воду… Я с таким глупым созданием не желаю играть.

<1925>

РАЗБИТОЕ СТЕКЛО

Взрослый человек стоял в нижнем этаже у стола перед закрытым цветным окном и мыл губкой старый пыльный кактус. Красивое окно: во всю ширину на маленьких оправленных в олово матовых стеклах нарисован был целый сад. Из стекла в стекло завивался душистый горошек, переплетался с диким виноградом, — прищурить глаза, точно в садовой беседке стоишь.

И вдруг — трах! Стекло зазвенело, мимо уха пролетел камень, посыпались осколки, и сквозь зубчатую дыру засквозил клочок улицы, потянуло холодом, бумажки не столе заплясали…

Человек распахнул быстро раму. Перед окном сидела в кукольной коляске удивленная консьержкина дочка, а направо, словно вспугнутый кролик, удирал малыш в розовой фуфайке. Ага!.. Споткнулся, упал и с ревом помчался дальше.

Взрослый человек поднял с пола круглый камень, — ишь, звереныш какой, чуть в пенсне не угодил! — и спросил девочку:

— Кто разбил стекло?

Девочка беспокойно завертелась в своей колясочке, очень она туго в ней умостилась — никак не выйти, — и развела руками:

— Не знаю. Не я. Камни лежат вон там, — она показала на груду камней под деревом, — я ведь их и достать не могу!

— Я знаю, что не ты. Ты — умница. Но, может быть, камень бросил твой маленький приятель — Жорж? Почему он так быстро удирал? А?

— О, нет! Что вы! Он совсем не шалун и совсем маленький… Мы играли, он меня возил… А потом я закрыла глаза, задумалась, и… ничего не знаю.

Конечно, она своего друга не выдаст, не такая девочка. Но глазки бегали вверх и вниз, губы морщились, вот-вот расплачется. Бог с ней совсем!

Он вышел на улицу и зашагал к угловому дому. Малыш — сын лавочницы; он ведь хорошо его знает: утром всегда, когда ходит за газетой, он здоровается с мальчишкой. И тот, сидя перед лавкой верхом на своей облезлой лошади без хвоста и ушей, всегда трясет большую руку взрослого человека и заботливо предостерегает: «Здравствуйте, здравствуйте и до свидания, пожалуйста… А то моя лошадь начнет брыкаться!»

* * *

Лавочница всплеснула руками и от огорчения едва не уронила на пол жестянку с мармеладом.

— Мой сын? Разбил стекло?! То-то он прибежал с улицы, забился за кровать и сидит там, как мышь под стойкой… О, сударь, мы сейчас это выясним.

Позвала сынишку и строго спросила:

— Ты разбил стекло?

Малыш помотал расцарапанным подбородком — нет.

— Как не ты? Господин видел, как ты удирал. Почему ты удирал?

— Я ловил бабочку.

— В феврале, на улице, бабочку?

— Ну, жука. Он пролетел, а я за ним. Он дальше, а я за ним. До самого дома добежал и споткнулся…

— Стыдись! Разбил, так должен сознаться. Что о тебе этот господин подумает?

— Ничего не подумает. Может быть, он сам разбил, а теперь на меня сваливает, чтобы ему не попало…

— Молчи!.. Сейчас же тебя нашлепаю, слышишь!

— Ты лучше его нашлепай. Что он ко мне пристает?..

Взрослый человек рассмеялся.

— Позвольте, мадам, не наказывайте его. Я сам его спрошу.

Он вынул из-за спины круглый, похожий на сорочье яйцо, камень и показал его мальчику:

— Чей это камень?

— Мой! — радостно закричал мальчик и, вдруг сообразив, что попался, захныкал. — Я не нарочно… Хотел бросить в стенку, а тут ваше окно по дороге попалось.

159