Собрание сочинений. Т. 5 - Страница 45

И вдруг, подумайте только, зашевелился сугроб, сучья затрещали, и огромная мохнатая туша вылезла и пошла горой на полянку, фыркая и ворча.

— Дядя Миша! Дядя Миша!

Медведь только головой тряс, да зевал, да лапой глаза протирал:

— Фу, лешие! Что такое? Почему меня разбудили? Что за безобразие! В середине зимы сна лишили! Как я теперь опять засну? Кто ко мне в берлогу ввалился? Признавайся!

Заяц под елку забился — молчок. Где ему с медведем связываться?

А белка храбрая: поймай-ка ее! Вскочила медведю на спину и пищит:

— Дядя Миша! Дяденька Мишенька! Да ты не ворчи. Рождество сегодня. Кто ж теперь спит? У нас елка, посмотри!

Поворчал медведь, да и сам разошелся: первый хоровод повел и так толково, точно век танцмейстером был.

А потом, когда наплясались, под елкой пировать сели. Белка за орехи, лисица за рыбку, воробьи за рябину, а волк стал было на зайца посматривать…

Только слышат: ших-шах… Кто-то по лесу на лыжах идет. Точно ветром смело птиц и зверей. Тишина. Рыбки на елке подрыгивают, на серебряном ситечке лучик дрожит.

* * *

Вышел на полянку лесник. Что за чудо! Горит-переливается елка синими огоньками. Подошел поближе и по валенкам себя руками хлопнул. Чудо и есть… Да что ж много думать: уложил в мешок рыбок, орехи, ситечко да стекляшки и весело понес к себе в лесную сторожку. Вот ребята-то обрадуются!!!

<1924>

КРАСНЫЙ КАМЕШЕК

Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох — надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Но на грядках еще ничего не было. Жоржик поковырял палочкой землю, вынул одну горошину и опять зарыл ее.

Потом он подошел к забору и стал смотреть в лес: за кустами качались елки, в канавке блестела вода, под можжевельником важно гуляли две вороны и о чем-то разговаривали.

«Пойду в лес, — подумал Жоржик. — Только немножко, вон до той березки…»

Подумал и пошел. В старом заборе одна доска совсем отвалилась, пролезть сквозь дырку было нетрудно: сначала одну ногу, потом голову, потом другую ногу, — вот и в лесу!

По дороге к березке Жоржик два раза обернулся: «Вон она, наша дача… Красная крыша, огро-омная, и голубь на крыше сидит…» Дырку в заборе тоже было видно.

Дошел мальчик до березки и сел отдохнуть. «Минуточку посижу и — домой. Здравствуй, букашка! Зачем по моей коленке ползешь?»

Он снял букашку, посадил ее на мох и сказал:

— Сиди тут, а то заблудишься!

Посмотрел Жоржик кругом: елочки скрипят («верно, у них в середине такие пищалки, как у моего зайца», — подумал он), мураши с дровами один за другим куда-то бегут, как живая черная ниточка; папоротники кланяются; вверху тучки, — одна на Жоржина дворника похожа: с белой бородой и трубка во рту. Светло и совсем не страшно…

— Ах, какая беда! — запищал вдруг кто-то в лесу.

Жоржик испугался и вскочил:

— Какая беда? Кто меня пугает?

— Эй! Помоги-ка мне, милый! — опять сказал кто-то за кустами.

Жоржик хотел было заплакать и пуститься во весь дух домой, но потом ему стало стыдно. Голосок был тоненький и жалобный, как у Амишки, когда ей хвост прищемят. Чего же пугаться? Он ведь большой… Может быть, это девочка с соседней дачи заблудилась, — надо взять ее за руку и привести домой.

— Кто там хнычет? — храбро спросил Жоржик.

— Это я, ста-ру-шка… Поди-ка, мальчик, сюда!

— Да где же вы? — спросил Жоржик и посмотрел кругом. Старушки нигде видно не было.

— Здесь, за канавкой! Вот так, левее!

Жоржик подошел к канавке и перебрался по сломанной елке на другую сторону. На кочке лежала маленькая старушка в синей кацавейке. Ноги ее попали в болото, и она никак не могла вытащить: дергается, дергается, а ноги все глубже в болото уходят. Совсем как муха на блюдечке с вареньем.

Жоржику стало смешно, но он удержался: рассердится еще старушка, — может, она волшебница какая-нибудь?

— Бабушка, — сказал он, — давай руку, я тебя вытащу!

— Где тебе! Руки-то коротеньки, да и силы у тебя, чай, как у таракана. Гляди-ка! Вон там под березой моя котомка. Достань-ка из нее веревку… Один конец привяжи к березе, а другой брось мне. Так, молодец… Ну-ка, у-ух!

Старушка крякнула, ухватилась за веревку, захрипела, покраснела и вытащила ноги из болота. Обчистилась на кочке, отряхнулась и говорит Жоржику:

— Спасибо, огурчик! Эх, ножки-то какие у тебя кругленькие! Что ж тебе подарить за то, что ты меня вытащил?

Жоржик задумался.

— Верблюда подари. Ма-аленького!

— Хе-хе! Верблюда… Чудак-мальчик… Где я тебе верблюда возьму? Да и тесно ему, чай, у тебя будет, — все грядки перетопчет… Постой-ка! — сказала старуха. Она приложила руку к уху и посмотрела вверх.

— Куда ты, бабушка, смотришь? — спросил Жоржик.

— Вороны кричат, чтобы я уходила отсюда. Они тут под березой косточку зарыли, а мы им мешаем достать ее… Ладно, сейчас уйдем!

— Вот тебе на! — закричал Жоржик. — Как же ты знаешь, что это они про косточку?

— Знаю, хэ-хэ… Видишь, дружок? — Старушка вынула из уха маленький красный камешек и показала Жоржику. — Штучка небольшая, а в ней все дело. Вставил в ухо — и все тебе понятно: как вороны разговаривают, как коровы, как разные букашки…

— Правда?! И как слон говорит, тоже понятно?

— Все равно, хоть слон… Только здесь слонов не водится…

— Бабушка! — сказал Жоржик и схватил старушку за кацавейку. — Ты спрашивала, что мне подарить за то, что я тебя вытащил. Подари мне этот камешек. Ну, пожалуйста.