Собрание сочинений. Т. 5 - Страница 94

— До будущего лета! Пиши, слышишь, мартышка…

— Буду. А ты передай Мишке, что половину нашего крокета я ему дарю. Забыл сказать.

— Скажу-скажу. Смотри же, в Марселе на остановке…

— Знаю… И первого кролика своего Игорем назови, слышишь?

— Хорошо, милый. И кроликов, и цыплят, и черных тараканов всех Игорями назову…

Наклонился к серафимской длинной руке, чмокнул губами и испарился. Милый, милый дядя Вася! Игорь остался со своим капитаном один на один.

Колеса тараторят. Поезд мчится, как оглашенный. Игорь забился в уголок и следит за своим капитаном. Не начинать же ему первому разговора с дамой. А она судорожно роется в своей сумочке, выронила на пол растрепанный блокнот. Игорь поднял. Потом — ключ и губную помаду. Игорь опять поднял. Потом — два франка… До которых же пор он подымать будет?

Соседи по сторонам сдержанно улыбаются. Вытряхнула из сумочки все, что в ней было, вывернула ее наизнанку. Раскрыла свой саквояжик: полетели на пол щетки, гребенка, высушенная маленькая тыква-кувшинчик… Глаза испуганные, растерянные, а пальцы роются, роются без конца.

Игорь терпеливо поднял и щетку, и тыкву, слазил за гребенкой под скамейку и, отряхнув с коленок пыль, вежливо чихнул в ладонь и спросил:

— Что вы, Серафима Павловна, ищете?

— Билеты. Боже мой, билеты… Ведь я их сама в сумочку положила.

Игорь взял сумочку у нее из рук, сунул пальцы в боковой кармашек и вынул оттуда билеты: он же ясно видел, как его ангел-хранитель и капитан их туда положил.

— Я спрячу. Можно?

Все-таки вернее. Положил кусочки картона во внутренний карман курточки. Серафима Павловна отлепила со щетки кусочек приставшей к ней пастилы, сунула ее в рот и повернулась к мальчику. «Будет разговаривать», — сообразил Игорь.

— У нас только в Марселе пересадка?

Игорь чуть со скамьи не свалился. Слава Богу, что французы по-русски не понимают.

— Никакой пересадки! До самого Парижа. Вы разве в первый раз ездите?

— Во второй. Хотите пастилы?

— Нет, спасибо.

Второй кусочек она, пожалуй, с зубной щетки отдерет…

Как же это дядя Вася говорил, «под крылом», «под крылом». Она же вместо двери в вагонное окно шагнуть может.

Попутчица опять стала торопливо разрывать свою сумочку.

— Портмоне ищете?

— Часы…

— Часы ваши в саквояжике. Под зеркальцем, вот здесь. Они стукнуться могут. Надеть вам на руку? Можно?

Игорь застегнул над узким зеленым рукавчиком черный ремешок, запихнул в ее саквояжик кончик торчащего наружу купального костюма, пересчитал ее вещи и успокоился: ничего, он ее довезет.

Мальчик посмотрел на часики своей дамы и пожал плечами. Половина второго. Стоят. Зачем ей часы, если она даже заводить их забывает.

Дама вытащила из-за своей спины альбом в парусиновом переплете и стала рассеянно теребить завязки.

— Можно посмотреть? Это ваше рисование?

Она позволила, и Игорь плечом заслонился от соседей, зачем посторонним смотреть.

На шершавых страницах извивались, слегка подкрашенные цветными карандашами, может быть, русалки, а может быть, сколопендры… Глаза у всех были блекло-зеленые, растаращен-ные, с частоколом ресничек вокруг, и в каждом глазу дрожала невралгия. Свои глаза всем вставила. Длинные фигурки излучали цветное сияние, как на рекламах патентованные печи рисуют…

— Это душа Южного полюса. Это гимн орхидей.

— Спасибо, — шепнул мальчик. — Очень интересно.

Но самое интересное было в конце альбома: в уголке между страницами торчала… багажная квитанция Серафимы Павловны. Слава Богу, что перелистал до конца. Мальчик незаметно вытащил квитанцию и спрятал в карман.

Попутчица положила альбом в сетку и вышла в коридор. «Душа Южного полюса»… Как бы с такой душой мимо Парижа не проехать. Он поджал под себя ноги, вытащил из чемоданчика газету и стал решать «крестословицу». Но, кроме сколопендр и орхидей, никакие слова в голову не лезли. А ее все нет и нет… Не заблудилась бы.

Игорь вышел в коридор — не видно. Полотенце с собой захватила. Но из уборной вышел толстяк тоже с полотенцем на плече. Где же она? Посмотреть в соседнем вагоне? Дядя Вася такого случая не предвидел, хорошо ему инструкции давать. Не было ее и в соседнем вагоне, и только в третьем, в углу коридора стояла знакомая зеленая фигура и качалась из стороны в сторону.

— Что вы тут делаете? Пойдемте в купе…

— Не могу. Меня укачивает.

— Как укачивает?.. Разве здесь море?

— Меня и в поезде всегда укачивает…

Господи! Хорошего капитана ему дядя Вася подсунул.

Он взял ее за руку и решительно сказал:

— Идите за мной. Осторожно — площадка. Сейчас все пройдет, ничего. У меня вода в бутылочке есть с лимонным соком. И два стаканчика. У вас ведь своего, конечно, нет.

Усадил ее на место, напоил. Закрыла глаза, слава Богу.

В Марселе вывел ее на станцию, поводил. Завернет куда-нибудь за угол — и прощайте… Взял напрокат подушечку.

— Скорей, скорей, садитесь. Не в этот вагон, это почтовый…

Пристроил для нее в уголке подушечку. Ноги у нее какие бесконечные. Ничего, как-нибудь проспит.

Сам прикурнул сбоку и, засыпая, подумал: «Только бы во сне она на меня не свалилась… Или опять по коридорам бродить начнет. А вдруг она лунатик? Нет, ничего, сегодня луны нет. Да, дядя Вася, неизвестно еще, кто у кого под крылом, я у нее или она у меня…»

* * *

Поезд полной рысью подлетал к Парижу. Игорь стоял в коридоре у окна, считал минуты: сейчас, сейчас. Вещи «капитана» он уложил, вон там сидит в купе, что-то такое в альбомчике рисует. Душу бенгальской спички…