— Она тебя дернет! Она тебе так дернет, что все тряпки из живота вылезут!
— Фуй, Пшик, какие ты гадости говоришь…
Помолчали минуточку. Пшик стал считать окна, а Нолли задумалась. Дождик стал накрапывать. Внизу люди зонтики раскрыли. Страшно.
— Пшик, Пшик, Пшик! — захныкала Нолли. — Поедем куда-нибудь?
— Куда?
— Ты мальчик, ты и выдумывай. Хорошее гулянье — сидеть на фонаре? Разве мы птичкины дети? Придет фонарщик зажигать освещение, увидит нас, — что он с нами сде-ла-е-ет!
— Стой! Не хнычь, я уже придумал! Ты умеешь читать?
— Нет!
— Ну еще бы! — Пшик фыркнул и почесал ногой за ухом. — Эх ты, пустая фарфоровая голова с локонами!
— А у вас что в голове?
— Не твое дело. Видишь вывеску напротив — под вывеской окно: тряпки красные, тряпки зеленые, тряпки серо-буро-шоко-ладные…
— Вижу!
— Ну вот. Читай за мной: кра-силь-но-е за-ве-де-ни-е. Поняла?
— Нет.
— Мы слезем с фонаря — перебежим через улицу и… в форточку! Вот она открыта. Ейн-цвай-драй! Понимаешь?
— Пшик! — закричала Нолли. — Пшик, ты хочешь покраситься?
— Да, Нолли, я хочу покраситься. Я буду опять красный, как… красная краска! Вот! Чтобы еще все паяцы на свете покраснели от зависти! Вот!
— Идем! — сказала Нолли.
Они слезли, перебежали через улицу и полезли в форточку. Никто не заметил. Только голодный воробей слетел с вывески, когда Пшик уже перекинул вторую ногу через форточку и дал ему подзатыльник, — но ведь это почти не больно.
Пшик и Нолли спустились по занавеске на подоконник и заглянули в комнату.
— Цыц! Никого нет. Может быть, в зелененькую покраситься?
— В красненькую! — сказала Нолли и задрожала от радости.
— Половину в красненькую, половину в желтенькую, как было раньше.
— Пшик, я тоже хочу краситься.
— Тебе нельзя, ты кукла.
— Так что же, что кукла? Я на этом противном фонаре все платье измазала. Было беленькое, а теперь как Катины подметки.
— Цыц, не хнычь! Согласен. Только прежде я. Стой тут, и если кто-нибудь войдет, скажи — «ма-ма».
После этого Пшик крикнул «алле-гоп», прыгнул на стол, лег на бок и опустил в банку с красной краской правый бок, руку и ногу.
Краска была тепленькая, и Пшик от удовольствия закрыл глазки.
— Пшик, — запищала Нолли, — Пшикочка, отчего так долго?
— Сейчас! — закричал Пшик и схватился рукой за банку, но поскользнулся, упал в краску и вылез оттуда красный, как сырая говядина. Красные волосы, красные глаза, красные уши… Красавец! А краска на стол с него так и бежит: целое озеро.
Нолли сначала испугалась, да как захохочет! В комнате над входной дверью зазвенел колокольчик. Один большой человек вошел, другой крикнул: «Сейчас!» и прибежал в комнату. Прямо несчастье!
Нолли в форточку, Пшик за ней. Схватил ее руками за платье и кричит:
— Боже мой, подожди!
Нолли вырывается:
— Ступай прочь! Не смей меня пачкать!
Наконец не удержалась и полетела с форточки кувырком в дождевую кадку, которая стояла возле окна.
Вылезли. Сели за кадочку и плачут, и плачут: воды в себя много набрали, плачь сколько хочешь.
— Нолли! — сказал Пшик, размазывая красные слезы по лицу. — Вернемся!
— Куда?
— К Кате!
— Я не знаю дороги…
— Ай, Пшик, держи меня!
— Что с тобой?
— Меня кто-то тащит!
— И меня тащит!!!
— Ай…
Чья-то огромная черная рука вытащила Нолли и Пшика из-за кадочки и посадила их на ладонь.
— Трубочист!!! — шепнула Нолли.
— Боюсь!!! — шепнул Пшик.
— Вот так выудил! — сказал трубочист. — Ну-с, очень приятно познакомиться, пожалуйте в залу! — с этими словами трубочист положил Нолли и Пшика в свою сумку и пошел своей дорогой дальше. От испуга Нолли и Пшик молчали целых пять минут.
— Пропала моя красочка! — жалобно пищал Пшик.
— Ты мальчик, тебе ничего… На кого я теперь буду похожа? На негритянскую но-здрю-у!
— Не реви. Нолличка, я тебя яичным мылом отмою…
— У-у-у! Что это так трещит?
— Это крыша, — сказал Пшик и незаметно выпал из кармана.
— А я? А я? — закричала испуганно Нолли и выскочила вслед за Пшиком. Трубочист не заметил.
— Мур-мур-мурау! — сказал кто-то рядом.
— Ой! Пшик, смотри, это наша Мурка! Наша Мурка! Здравствуйте, Мурочка!
— Мур-мар-мелау… Здравствуйте! Как вы сюда попали? А?
Нолли и Пшик упали на коленки и протянули к Мурке руки:
— Извините нас! Мы удрали гулять! Мы больше никогда не будем! Отведите нас домой, вы кошка, вы знаете дорогу по всем крышам…
— Ага, — сказала Мурка-кошка. — А дразнить меня больше не будете?
— Не будем!
— Отдадите завтра свои сливки и пирожок, когда Катя посадит вас обедать?
— Отдадим, — печально сказали Нолли и Пшик.
— То-то. Ну ладно. На этот раз прощается. Садитесь на меня верхом и держитесь крепко.
С крыши на крышу, со стеночки на стеночку (как страшно было!) добрались до своего черного хода.
Спрыгнули Нолли и Пшик, да за дверь — даже поблагодарить Мурку от радости забыли, — и по коридору, топ-топ, тихонько, как мыши, пробежали в Катину комнатку. Катя уже спала: надутая такая. Мигом вскочили на подоконник, сели, как утром сидели, закрыли глазки и ни гу-гу.
Утром Катя проснулась и все выспрашивала:
— Отчего такие замурзанные? Где вчера были? Под кроваткой искала, в чулане искала, в рояле искала — нигде нет? Где были?
Но Нолли и Пшик как воды в рот набрали, молчат и друг Другу подмигивают: «Наше, мол, дело!»